Кибер-лорды против бизнес-геррильи Борис Кагарлицкий Каждое общество порождает собственные мифы, иллюзии и суе- верия - то, что Карл Маркс называл "ложным сознанием". Храните- лями и интерпретаторами этих мифов в наше время становятся идео- логи "информационного общества", авторы многочисленных книг, прославляющих "постиндустриальную эру". Как и всякие профессио- нальные идеологи, они заинтересованы в том, чтобы легенды расп- ространялись как можно шире, а мифы не подвергались сомнениям: от этого зависит общественное положение самих идеологов. Мифы должны быть красивы, а суеверия - входить в привычку, обретая тем самым все признаки самоочевидной истины. Бесконечное повторение одних и тех же тезисов превращает их в аксиомы массо- вого сознания. Между тем идеология "информационного общества" полна вопию- щих, порой просто нелепых, логических противоречий. С одной сто- роны, нам говорят о том, что наступает эра сетевых структур, что отныне разрушаются традиционные иерархии, а вертикаль бюрократи- ческого контроля заменяется горизонтальными связями - совершенно в духе анархистских утопий XIX в. С другой стороны, те же авторы рассказывают про наступающую эру "меритократии". "Меритократия" - странное франкогреческое словообразование, означающее "власть лучших". Но сетевая утопия ставит под вопрос любую власть, любой авторитет, заменяя его самоорганизацией. Идеологи же упорно уклоняются от ответа на вопрос о том, кто и по какому принципу отберёт "лучших". Это получается как-то само собой, преимущества лидеров настолько самоочевидны, что никакого отбора вроде бы и не существует. Просто эти люди "лучшие" и всё тут. На самом деле л ю б о й привилегированный класс, любая господствующая группа объясняла своё положение тем, что они "лучше". Любая власть с древних времён считает себя "меритокра- тией", и другой власти не может быть по определению. Если у гос- подствующего слоя появились сомнения в собственной избранности, значит ему недолго осталось наслаждаться своим положением. Другое дело, что о б о с н о в а н и е превосходства со временем меняется. Жрецы древнего Египта, подобно информационным гуру начала XXI в., обосновывали своё превосходство "знанием", старательно, впрочем, оберегая свои тайны от непосвящённых. Фео- дальный лорд объяснял крестьянину, что он лучше "происхождени- ем", а капиталист убеждал рабочего, что превосходит его своей "предприимчивостью". Советские чиновники рассказывали народу, что обладают "единственно научной, передовой идеологией". Эту же идеологию должны были изучать простые смертные, но предполага- лось, что начальство знает её лучше. Всем остальным оставалось лишь стараться изо всех сил и, играя по правилам, надеяться, что система вознаградит за усердие. Тем, кто оказался наверху, такое положение дел кажется ес- тественным и закономерным. То, что одни считают привилегией, другим кажется заслуженной наградой и несомненным правом. Каждый представитель элиты твёрдо знает, что "заслужил" своё положение, даже если не может объяснить - как. Лишь кальвинизм в XVI в. со средневековой наивностью допускал случайность успеха, но называл её "божественным провидением". Случайность оказывалась капризом Бога и тем самым - высшим законом. Избранные сами не знали, по- чему выбрали именно их, но от этого ещё больше гордились своим положением. Заслуга победителей состояла в том, что они "понра- вились Богу". Разве может быть достижение выше?.. Позднее, однако, буржуазный мир выработал гораздо более ра- зумные способы доказать моральное превосходство победителей. Ра- циональные теоретики индустриального общества в середине XX в. писали о меритократии практически теми же словами, что идеологи "информационного общества" спустя полвека. "Революция менедже- ров", преобразовавшая капитализм после II Мировой войны, виде- лась не как естественное усложнение управленческой системы, по- рождённое концентрацией корпоративного капитала, а как торжество "знания" и "компетентности". Теперь, говорили нам, не право рож- дения, не унаследованный капитал, а именно личные достижения станут основой карьеры. Увы, авторы XX в. были далеко не первы- ми: тот же миф о личных достижениях вдохновлял ещё идеологов третьего сословия в борьбе против феодальных привилегий. Проблема идеологов "постиндустриального общества" состоит в том, что миф о меритократии, обосновывающий превосходство элит, необходимо как-то с о е д и н и т ь с мифом о "сетевом общест- ве", отвечающем надеждам и демократическим устремлениям нового среднего класса. В этом как раз и проявляется новизна информаци- онной эпохи, её переломный характер. Противоречия идеологов отражают противоречия реальной жиз- ни. Сетевая организация сама по себе отнюдь не является измышле- нием философов и пропагандистов. Новый технологический порядок был бы невозможен без развития информационных сетей и соответст- вующей координации. Но буржуазный рынок требует накопления капи- тала. Параллельно с развитием сетей происходит концентрация власти и собственности корпораций в невиданных масштабах. Верти- кальная иерархия не только не отменяется, она торжествует. Соци- альное неравенство оборачивается неравенством прав и возможнос- тей. Новые сети подчинены и придавлены старым иерархическим по- рядком. Каким образом система отбирает победителей? Это может быть либо рыночное соревнование, в котором успех и поражение отданы на волю "невидимой руке". В этом случае мы должны признать "луч- шим" любого человека, случайно взлетевшего наверх, просто пото- му, что успех (в соответствии с кальвинистскими представлениями четырёхсотлетней давности) сам себя оправдывает. Разница лишь в том, что в религиозные объяснения уже тоже никто не верит. Здесь нет места для морали. Здесь вообще нет никаких критериев. Произ- вол бога сменяется иррационализмом рынка. С другой стороны, "лучших" может отобрать корпорация. Не случайно именно это средневековое слово характеризует устройство современного капитализма. Средневековые принципы корпоративной солидарности, лояльности и уважения к авторитету, консервативная этика и соблюдение жёстких ритуалов являются необходимым услови- ем успеха. Без соблюдения этих правил невозможно признание и продвижение. Корпорация действительно отбирает лучших - но по своим собственным критериям и в соответствии со своими собствен- ными интересами. На практике получается, что Билл Гейтс, автор весьма пос- редственной операционной системы MS-DOS, оказывается одним из богатейших людей мира, тогда как его более талантливые современ- ники остаются на обочине. И это по-своему закономерно. Подобные успехи предопределены избранными стратегиями бизнеса, правильным выбором партнёров (в данном случае - альянсом прагматичных нова- торов с консервативным гигантом IBM). Успешные жизненные страте- гии не имеют ничего общего с "сетевой этикой", личными знаниями и интеллектуальными достижениями, культивируемыми в "информаци- онном обществе". Это победа капитализма над "сетевой организаци- ей". "Лучшие" в сети никогда не станут "лучшими" (т.е. главными) в корпорации. Здесь требуются совершенно иные качества. Другое дело, что сеть тоже по-своему вознаграждает своих лидеров, обес- печивая им известность и уважение. К тому же корпорация нуждает- ся в специалистах, она обязана их вознаграждать - в противном случае она не сможет их успешно эксплуатировать. Корпорация так же как и сеть поощряет знание, новации, поиск, но при одном ус- ловии: все интеллектуальные усилия должны быть подчинены основ- ной цели - получению прибыли для акционеров. Всякий другой поиск оказывается не просто бессмысленным, но даже вредным. В лучшем случае - потерей ценного времени (ведь - "time is money"). В худшем - проявлением бунта, саботажем. Неудивительно, что "лидеры сети" рано или поздно вступают в конфронтацию с "лидерами корпорации". Ставшая уже анекдотической ненависть компьютерщиков к Биллу Гейтсу - результат не только зависти менее удачливых коллег к более удачливому (хотя и это наверняка имеет место). Но, прежде всего, это - проявление на уровне обыденного сознания конфликта двух принципов. Профессио- налы прекрасно сознают, что их коллеги, поднявшиеся к вершинам бизнеса, - далеко не лучшие в п р о ф е с с и и . Билл Гейтс и древнеегипетский жрец едины в одном: и тот, и другой оправдывали свои привилегии "знанием". Однако у древнее- гипетского жреца было неоспоримое преимущество перед Биллом Гей- тсом: первый мог оградить своё знание от непосвящённых, а второй - нет. Корпорация зависит от специалистов, делающих профессио- нальную работу, но лишённых права её контролировать. Сами же специалисты всё более убеждаются, что те, кто ими управляет, не обладают никакими особыми качествами. Миф о меритократии рассы- пается на глазах. "Сетевой человек" вступает в конфликт с "кор- поративным лидером". Новые технологии, подчинённые логике капитализма, обречены воспроизводить традиционные конфликты и отношения. Виртуальное пространство не может оторваться от социального. Точно так же, как и в аграрной или индустриальной системе, информационные про- дукты присваиваются, из них извлекается прибыль, труд эксплуати- руется. Возникает противоречие интересов. В конце 1990-х гг. филиппинский исследователь Роберто Вер- сола писал про появление нового привилегированного сословия - кибер-лордов (cyberlords). "Кибер-лорды - это класс собственников в информационном секторе. Они контролируют либо сам массив информации, либо мате- риальную инфраструктуру, необходимую для её создания, распрост- ранения и использования. Кибер-лорды - это капиталистический класс, живущий за счёт ренты" [Roberto Verzola. Cyberlords: The Rentier Class of the Information Sector. - http://dkglobal.org/ crit-ict/rv2.htm, 1997]. Неудивительно, что экономика, основан- ная на частной собственности и прибыли, внедряет те же принципы в сферу высоких технологий. Проблема, однако, в том, что, как отмечает Роберто Версола, кибер-лорды отнюдь не являют собой классический тип буржуазного предпринимателя. Принцип "интеллек- туальной собственности" на практике представляет собой разновид- ность с о с л о в н о й м о н о п о л и и . Привилегированное положение элиты обеспечивается невозможностью свободной конку- ренции. Сами кибер-лорды редко принимают участие в исследованиях и творчестве, благодаря которым возникает информация, защищённая их патентами и "интеллектуальными правами". При этом они эксплу- атируют не только чужой труд, но и чужие знания, в конечном счё- те - личность работающих на них людей. Их власть основана на контроле над виртуальным, информационным пространством точно так же, как власть помещиков - на контроле над землёй. Качество "информационного продукта" тоже не всегда имеет значение. Внедрённые крупнейшими компаниями нормы и стандарты становятся всеобщими, независимо от того, хороши или плохи они сами по себе. Стандартизация является объективной общественной потребностью, но благодаря системе "интеллектуальной собствен- ности" она превращается в источник монопольной частной прибыли. С другой стороны, во многих случаях мы имеем дело с уни- кальным продуктом, что делает конкуренцию невозможной впринципе. Но даже там, где продукт не является уникальным, всякое посяга- тельство на монополию интеллектуального собственника оборачива- ется политическим и правовым конфликтом. Так, фармацевтические компании ведут непрерывную борьбу с попытками заменить их доро- гие патентованные средства дешёвыми аналогами, даже если их "по- беда" в этой борьбе грозит обернуться сотнями тысяч потерянных жизней. Если бы современные понятия об интеллектуальной собствен- ности были внедрены в XVI или XVII в., бурное развитие предпри- нимательства в Европе оказалось бы немыслимым. Именно поэтому Роберто Версола говорит не о кибер-предпринимателях или даже ки- бер-буржуазии, а именно о кибер-лордах. Точно так же, как помещики в XVIII-XIX вв., это сословие играет огромную роль в рыночной экономике, но в основе его дохо- да лежит не прибыль, а рента. Если помещики жили за счёт земель- ной ренты, которую платили им арендаторы, то кибер-лорды застав- ляют практически всё общество платить "информационную ренту". Роберто Версола делит кибер-лордов на две категории. К пер- вой он относит владельцев софтверных компаний, владеющих правами на аудио- и видеопродукцию, фирм, занимающихся генной инженери- ей, фармацевтических компаний и т.д. - короче всех тех, кто, раз овладев монопольными правами на ту или иную информацию, живёт за счёт эксплуатации этой монополии. Ко второй категории относятся владельцы инфраструктуры, те, кто физически контролирует инфор- мационные сети. Первые требуют денег за д о с т у п к информа- ции, вторые - за её п е р е д а ч у . Легко догадаться, что двойная информационная рента стано- вится непосильным бременем не только для общества, но и для мел- кого, а порой даже среднего бизнеса. Иногда восстаёт против ин- формационной ренты и крупный бизнес. "Интеллектуальная собствен- ность" становится предметом острой борьбы, даже если противобор- ствующие стороны не всегда осознают её политический смысл. Пре- тензии элиты на монопольные права провоцируют массовое с о п - р о т и в л е н и е . Стихийное нарушение прав "интеллектуальной собственности" становится нормой жизни не только в бедных стра- нах, но и в "благополучных" западных обществах. Рынки программ- ного обеспечения, аудио- и видеопродукции захлёстывает волна "пиратства". Рассуждения о том, что "красть нехорошо", сколько бы раз их ни повторяли, наталкиваются на стену непонимания. Условность и искусственность "интеллектуальной собственности" слишком очевид- на. Поэтому единственное, чего кибер-лордам удаётся достичь ог- ромными пропагандистскими усилиями, это создать атмосферу, при которой "пиратство" не вызывает открытого и публичного одобрения общества. Добиться его общественного осуждения невозможно вприн- ципе. Складывается парадоксальная ситуация: каждый новый виток технологической революции о б л е г ч а е т распространение информации, копирование текстов, музыки, научных данных, и одно- временно каждый новый этап технологического развития сопровожда- ется попыткой у с л о ж н и т ь правила доступа к информации, затруднить её свободное распространение, ограничить использова- ние новых приборов и программ. Весьма умеренные конвенции об ав- торских правах, действовавшие в 1970-е гг., сменяются новыми, более жёсткими правилами. Корпорации пытаются запатентовать ге- нетические и биологические открытия, которые ранее считались об- щедоступными... Подобная ситуация, однако, кажется парадоксальной, лишь ес- ли рассматривать технологии в отрыве от социального развития. Между тем, новые технологии, осваиваемые капиталом, порождают новую элиту, которая становится всё влиятельнее и могуществен- нее. А потому - пытается консолидировать свою власть, добиться от общества признания своих привилегий. Однако нарастает и стихийное сопротивление. Причём сопро- тивляются отнюдь не только представители "низов", "угнетённых классов". Чем больше групп в обществе оказываются вынуждены пла- тить информационную ренту, тем шире недовольство. Настоящим вызовом принципам "интеллектуальной собственнос- ти" стала система Napster в Интернете, позволившая миллионам ме- ломанов во всём мире обмениваться понравившейся им музыкой. Строго говоря, они повторяли в сети то же, что раньше делали с магнитофонными записями. На первый взгляд, разница лишь в том, что качество записи остаётся неизменным, сколько ни копируй одну и ту же песенку. Однако неожиданно обнаружилось, что Napster яв- ляется "посягательством на священные основы". Против неё была развёрнута широкомасштабная кампания. В Соединённых Штатах кор- порации распространяли плакат, изображавший "красного" комисса- ра, маячащего за спиной юноши, который переписывает музыкальную композицию на свой жёсткий диск. "Всякий раз, когда ты загружа- ешь Napster, ты устанавливаешь коммунизм!" - предупреждал пла- кат. Трудно придумать лучший способ пропагандировать коммунисти- ческие идеи среди молодёжи. ;-) Нападки на Napster завершились "реформой" сети, отказавшей- ся от своих некоммерческих принципов. Но победа кибер-лордов оказалась п и р р о в о й . Нелепость их претензий стала оче- видна огромному числу пользователей Интернета, ранее о подобных проблемах не задумывавшихся. Технологии, использовавшиеся Naps- ter-ом, стали популярны. "Реформировав" и подчинив коммерческим принципам одну сеть, кибер-лорды обнаружили, что таких сетей стало множество... Выяснилось, что решить проблему невозможно, поскольку миллионы людей продолжали делать то же самое стихийно, создавая новые сети обмена или пересылая друг-другу файлы "част- ным порядком". Борьба с сетевым "пиратством" оказалась столь же бесперс- пективной, как и борьба с самиздатом в обществах советского ти- па. В те времена власть, имевшая огромный репрессивный аппарат, не смогла искоренить даже сравнительно трудоёмкое копирование текстов с помощью пишущей машинки. Против магнитофонных записей неподцензурных песен Владимира Высоцкого и Александра Галича тайная полиция оказалась бессильна. С появлением Интернета конт- роль над информацией становится заведомо безнадёжным делом. Если миллионы людей, приобретающие "пиратские" диски или нелегально копирующие музыку в Интернете, просто удовлетворяют свои потребности, игнорируя нелепые и непонятные им запреты, то для мелкого бизнеса нарушение монополии является с т р а т е - г и е й в ы ж и в а н и я . "Пиратские" компании прекрасно по- нимают, что они нарушают закон. Но в том-то и дело, что в общес- тве их деятельность отнюдь не рассматривается как аморальная. Именно поэтому они могут функционировать практически не скрыва- ясь - при активной или пассивной поддержке общества. "Пиратство" - это мелкобуржуазная бизнес-геррилья, стихий- ная, а порой и организованная война мелких собственников против кибер-лордов. Разбойник, грабящий богатых, далеко не всегда бес- корыстен, даже если часть добычи он отдаёт бедным. Но выживание робингудов невозможно, если нет массового одобрения их подвигов. Это одобрение - свидетельство того, что общественная мораль принципиально р а з о ш л а с ь с официальным законом, а сам закон противоречит очевидным потребностям большинства. Такой за- кон соблюдаться не может впринципе. Его будет нарушать каждый при первом же удобном случае. А потому героизм робингуда состоит не в том, что он нарушает закон, а в том, что он делает это п у б л и ч н о , открыто, бросая вызов хранителям противоестес- твенного "права". Баллады о Робин-Гуде, как известно, не только повествуют о победах благородного разбойника, но и высмеивают э л и т у , демонстрируют её бессилие и беспомощность. Тем самым они нагляд- но опровергают миф о "естественном порядке", при котором просто- народью не остаётся ничего иного, как с завистью и восхищением смотреть на представителей "высшего общества". Ежедневное униже- ние, которому подвергаются информационные корпорации, бессильные справиться с "пиратством", играет ту же роль . И чем активнее корпоративные элиты пытаются защитить свою монополию, тем сомни- тельнее их достоинства. Не только творческие, но и предпринима- тельские достижения лидеров бизнеса оказываются под вопросом. Миф об информационном обществе как "власти лучших" рассыпается на глазах... Заботясь о сохранении привилегий, элиты делают очевидным для публики свой социальный эгоизм. Это вызывает раздражение да- же в корпоративной среде. Так, напр., компании, изготавливающие компьютеры, видеомагнитофоны и другие воспроизводящие устройст- ва, начинают протестовать, когда от них требуют оснастить свою продукцию всевозможными "защитными" системами, препятствующими использованию "пиратских" дисков. Типичным примером могут быть суды между компанией Sonicblue и киноиндустрией, представленной Американской Ассоциацией Кинопроизводителей (MPAA), которая пот- ребовала запрета на распространение телеприставки ReplayTV ввиду того, что это устройство даёт владельцу "слишком много возмож- ностей" (напр. - пропускать надоевшую рекламу в записанных теле- передачах). Легко догадаться, на чьей стороне оказались симпатии пользователей видеоаппаратуры, которые ответили на претензии ки- нокомпаний собственными судебными исками. Они обвинили киносту- дии в стремлении ограничить личную свободу и попытках сорвать распространение новых технологий. Аналогичным образом, кстати, кинокомпании пытались запретить видеомагнитофоны в начале 80-х гг. Фирмы, производящие компьютеры и мобильные телефоны, всё больше интересуются всевозможными вариантами open source softwa- re - общедоступных и открытых программ - субсидируют их разра- ботку, проводят на эти темы конференции. Кибер-лорды всё более оказываются в изоляции. Исход противостояния нетрудно предугадать. Рано или поздно придётся признать право общества на свободный доступ к информа- ции, а "интеллектуальную собственность" заменить более демокра- тичной концепцией авторских прав, вознаграждающих творческий и исследовательский труд, но не дающих возможности монополизиро- вать знание. Борьба за свободный доступ к информации является лишь п е р в ы м этапом борьбы за власть. Ведь речь идёт не только об "интеллектуальной собственности", но и о самом принципе влас- ти, провозглашённом в обществе. "Частные случаи" сливаются в по- ток событий. Вместе с "информационной рентой" грозит рухнуть миф о "заслуженном успехе" новых элит. Культ успеха делает любую, даже случайную неудачу идеологи- ческой проблемой. Те, кто ссылался на личный успех, чтобы оправ- дать свои привилегии, просто не имеют права потерпеть поражение. Неудача доказывает их несостоятельность, необоснованность их претензий на лидерство. Чувствуя это, одна часть общества начинает мучительно ис- кать новых лидеров, а другая ищет новые принципы. "Сетевая эти- ка" подсказывает, что обойтись можно и без богов, вождей и геро- ев. [Компьютерра. N35(460). - М., 11.09.2002]