Карабех

Поплавок медленно покачивался на редких волнах.

— Ни одной поклевки, хоть ты тресни,— рассердился Дудай. — Хоть бы какого-нибудь маленького налима поймать или пескаря.
— Дальше удочку надо закидывать.— Посоветовал сидящий рядом чабыр.— Чем дальше забросишь, тем больше рыбы.

«Логично»,— подумал Дудай, но рыбалка ему уже надоела. Он залез в воду, дотянулся до удочки и вытащил ее. Крючка опять не было. «Опять узел развязался. В следующий раз бантиком завязывать не буду,»— решил Дудай, вылез из воды, собрал пожитки и направился через Дунайские Трясины в сторону Дремучего Леса.

Погода стояла сухая и безветренная. Жаркое полуденное солнце немилосердно жгло ухи, но молодому ноздеру было приятно осознавать, что впереди его ждет прохлада лесной тени, поэтому расстояние до Дремучего Леса хотя и медленно, но неуклонно сокращалось.

Хождение по Дунаю — трудное занятие для копытов. Туча болотных мух, кружащихся вокруг ухов, сырость, вонь и, главное, копыта проваливаются в трясину. Все это да еще немилосердная жара и отсутствие даже малейшего дуновения ветерка привело к тому, что Дудай устал. «Надо бы где-нибудь передохнуть»,— решил он и, оглядевшись по сторонам, направился к ближайшему островку, возвышавшемуся над раскинувшимися вокруг лужами жижи, трясинами и зарослями пырея.

Островок, по форме напоминающий инвертированный след зги, был выше уровня трясины и на нем было сухо. Выбравшись из вонючей жижи, Дудай обтер сухой травой ухи, встряхнул копыта и уселся на здоровенный камень, покрытый мхом и лишайником.

«Все-таки хорошо вот так забраться в глушь и поваляться на мягком мху, отдохнуть от учебы»,— думал Дудай, развалившись под тенью древнего желудистого дуба. «Сюда бы сейчас какой-нибудь старый манускрипт, лист пергамента да царапку - и я бы согласился остаться здесь навечно…»

Дудай находился в расслабленном состоянии — целых три месяца каникул — делай, что хочешь. В Школе Выживания, где учился Дудай, каникулы только-только начались, потому Дудай и блаженствовал. Обучение в Школе занимало много времени, и Дудаю приходилось всегда выкраивать пару минут, чтобы заняться любимым хобби — историей. Тихие Времена влекли его своей таинственностью и неизвестностью, и Дудай, когда выдавалось время, мог часами просиживать над разгадыванием надписей на старых манускриптах, пытаясь больше разузнать о прошлом Великой Лабуды.

Вот и сейчас, замечтавшись, он лежал на старом камне и пощипывал толстый слой мха. Камень потихоньку освобождался от растительности, и вот уже стала видна серая, испещренная бороздами поверхность. У Дудая вдруг появилось желание отодрать весь мох с поверхности этого старого монолита, чтобы солнце вновь могло жалить его бока своими жаркими лучами.

Ноздер подцепил слой слой лишайника и, отодрав, бросил его в сторону. Повернувшись, Дудай оцепенел — весь камень был покрыт искусной резьбой. Дудай подошел поближе, стряхнул с камня остатки мха и лишайника и стал внимательно рассматривать свое открытие. И тут он внезапно понял, что это не просто открытие. Это — ОТКРЫТИЕ. Это — величайшая сенсация! Это — мечта всех историков и археологов Лабуды! Это — находка, которая сделает его героем! Ведь это был камень с Великим Посланием Карабеха!

По легенде, давно передававшейся через поколения ноздров, Карабех — величайший из мудрецов, живших в эпоху Великих Тихих Дней, создал Лучезарный Самотык — оружие, с помощью которого он заставил исчезнуть неисчислимую орду злопастных бармакотамов и бармакотамских бармашмыгов.

Острова, на которых жили бармакотамы, были плавучими, их носило огромными волнами по Большому Океану, и в те времена как раз и прибило к устью Задуная. Если бы Карабех и его ученики не создали Лучезарный Самотык, все жители Лабуды находились бы сейчас под гнётом кровожадных бармакотамов и их прихвостней бармашмыгов, и, кто знает, могло быть, что нация ноздров ушла бы в небытие, как многие народы в истории Лабуды.

От волнения у Дудая даже вспотела пипка. Перед ним встала проблема: как быть? Бежать в Нахру в Исторический Совет или сначала самому попытаться расшифровать надпись Карабеха. Немного поразмыслив, Дудай все-таки решил остаться, лежал камень тысячи лет, полежит еще, ничего с ним не случится, а вот такого шанса поразгадывать то, что здесь написано, Дудаю может уже не выпасть. «Я ничего не потеряю, если сначала сам прочитаю надпись, а потом побегу в Нахру и расскажу о своей находке архиноздриту»,— подумал молодой ноздер и принялся внимательно рассматривать каменные письмена.

В том, что надпись на древнем камне была сделана Карабехом, не было никаких сомнений. Дудай вспомнил, что первыми знаками древнелабудянского письма, которые он выучил, были знаки ноздра и свинуха. Они были в виде пипки с ухами. Для ноздра — круглая пипка с торчащими ухами, для свинуха — овальная пипка с висящими ухами. Свинух по-древнелабудянски — бех. На знаке внизу камня символ беха был перечеркнут знаком молнии, что означало наказание. Поэтому этот знак говорил, что подпись сделал Карабех — «тот, кто наказывает нерадивых свинухов». Дудай очень обрадовался тому, что узнал подпись Карабеха.

Теперь ему предстояло перевести сам текст надписи. Но вначале ему было просто необходимо найти что-нибудь, на чем можно было записывать переводимые слова и делать другие пометки. Вместо пергамента Дудай приспособил лист большого лопуха, а царапку ему заменил большой шип, который Дудай отгрыз от куста, растущего неподалеку. Как только все приготовления были завершены, молодой ноздер поудобнее устроился рядом с камнем и принялся за работу.

Солнце уже катилось к закату, когда Дудай, довольный собой, поставил последний штрих на листе лопуха и отложил царапку в сторону. «Надо еще раз перечитать, чтобы понять, не упустил ли я чего-нибудь»,— подумал Дудай и, встав и взяв в лапы лопух, стал читать вслух, представляя себя стоящим перед архиноздритами в Историческом Совете:

— Иф ноздр зха капут бармакотам бат нот зха иф зха
Ноздр зха гоуту Задунай.
Иф си зга кость Блескотык зха под.
Бармакотам мига. Капут уху. Карабех.

На современном лабудянском языке это означает… — Дудай немного подумал, почесал лапой за ухом, шмыгнул носом, пере читал про себя все вновь и продолжил уже вслух:

— Если ноздр хочет уничтожить бармакотама, но не может,
то этот ноздр должен перейти Задунай.
Когда увидит скелет зги, то Лучезарный Самотык будет внизу.
Бармакотам — враг. Убей бармакотама. Карабех.

Вот.

Радостный, что ему удалось расшифровать такую надпись, Дудай аккуратно свернул лист лопуха, аккуратно обернул его тряпочкой и сунул в свою походную сумку, в которой кроме принадлежностей для рыбалки лежали крепкие накопытни для лазания по горам, каска, походный ящичек и пакетик с едой. Дудай всегда полностью укомплектовывал походную сумку, как его учили в Школе Выживания. Нельзя было не следовать советам ученых ноздров. Школа давала молодым ноздрам очень многое.

Раньше ноздеры были предоставлены сами себе. Брошенные родителями на произвол судьбы, новорожденные свинушки скитались по Дремучему Лесу и вынуждены были сами постигать таинства науки, называемой выживание. Сейчас же сразу после рождения брошенные свинушки поступали в Школу Выживания, где взрослые ноздры-учителя обучали их всяким премудростям, всему, что могло пригодиться им в жизни. Самым любимым учителем у Дудая был Архисен. Он-то и привил Дудаю любовь к истории. И это привело молодого ноздера к тому, что он сидел на траве возле огромного камня и мечтал.

Тем временем на окраине Великого Дремучего Леса у истоков Задуная возле самого Свинушиного Хребта стояла совсем не такая немилосердная жара, как на дунайских болотах. Теплый мелкий дождь моросил уже вторые сутки. Все норы затопило, и поэтому кролик Ут решил пойти в гости к Кукуху, который жил в большом просторном дупле старого баобуба. «Как все-таки не хорошо получается»,— думал кролик, шагая по лесной тропинке и временами перепрыгивая через глубокие лужи и небольшие ручейки. — «Почему как дождь, так нору сразу заливает, и сколько не отчерпывай воду, её все больше и больше? Нет! Хватит! Или переселяюсь в дупло, или вообще уеду куда-нибудь в пустыню, где никогда не бывает дождей. В Сопландию уеду…» Тут показался старый баобуб, и кролик, откинув свои революционные мысли, стал карабкаться вверх по стволу, пытаясь разглядеть между ветками и листвой дупло Кукуха.

Кукух обедал. Весь его обед состоял из сушеных опарышей, но их было много, и Кукух уплетал червячков одного за другим. Ему было очень приятно сидеть у окна в теплом дупле и есть вкусных опарышей, когда там в лесу была такая мерзкая дождливая погода. Он замечтался, заглядевшись на портрет отца, висевший в рамочке на стене. Вдруг снаружи послышалась возня.

— Кукуто там? — чуть не поперхнувшись от неожиданности воскликнул Кукух и приготовился защищать свой дом от проникновения туда кого бы то ни было.
— Эдо я — Уд. Де болдуйзя — раздался снаружи голос постоянно мучавшегося насморком Ута, и через окно внутрь протиснулся насквозь промокший и продрогший кролик.
— Ааа-а, это ты, Ут. Проходи. Опарышей будешь?..
— Збазибо, Гугух. Де дадо. Я узэ боел, — соврал кролик.

Он бы не отказался чего-нибудь перекусить, но опарыши не входили в его рацион, и к тому же он весь продрог. Ут подошел к умывальнику, взял полотенце, и хотел было начать вытираться, но его взгляд зацепился за портрет, который висел рядом с окном. На нём был изображён какой-то предок Кукуха — тоже, естесственно, кукух. Он стоял на фоне Великого Свинушиного хребта в походном костюме и держался за древко флага. Рядом с ним стояли так же экипированные нутр и бобр в шлеме пилота.

— Злужай, Гугух! Я дебя давдо годел зброзидь, божему дебя взе зовуд броздо Гугух, а? У бзех гугуков езь ибеда, а у дебя дед?
— Есть у меня имя, толькуку я его не знаю. И никукуто не знает, кроме моего отца.
— Чебо ж од дебе ебо де згажед? - удивился кролик, вытирая свои промокшие ухи.
— Ннннуууу-у, это длинная история… - Кукух тяжело вдохнул, подсел к окну и стал доедать опарышей.
— Газгажи, а? Ду газгажи! - Не отставал кролик, и, немного поколебавшись, Кукух начал рассказ.

— Отец мой был исследователем и путешественником, — начал Кукух. — Кукукаждое лето он проводил в экспедициях и походах со своими друзьями — бобром Загрызом и нутром Ныром. Вместе они изъездили всю Лапутанию. И вот однажды три друга решили отправиться исследовать Сопландию, потому что уже не осталось ни одного места в Лабуде, где бы они не побывали.

Ут перестал вытирать свои ухи, повесил мокрое полотенце на место и, усевшись поудобнее на мягкой подстилке, стал внимательно слушать…

… продолжение следует